Быть может, там, впереди, и очень близко, их ждёт разрешение загадки!
А.Р. Палей. Остров Таусена.
I. ЧАСТЬ. ЧИТАЕМ И РАЗБИРАЕМ АВТОГРАФ А.Р. ПАЛЕЯ ПО БУКВАМ
Листаем страницы каталога аукциона букинистики № 46 (16.04.2016). Доходим до 425 лота. О! Абрам Рувимович Палей!. Книга стихов с автографом автора "Бубен дня": Екатеринослав: 1-я тип. ГСНХ, 1922. 16 с.
Рассматриваем автограф автора на титуле:
"Поэзия есть Бог в святых мечтах / земли". (К.М. Фофанов*). / Коси бы не так! А. Палей / 17.7.1992".
Хм-м! Что-то не так... Пробуем ещё раз. Не спеша, по буковке, выведенными столетней рукой... Вот она ошибочка — не "Коси бы не так..." надо читать, а — "Как бы не так!" [оси=ак].
Примечание:Фофанов Константин Михайлович (1862-1911) — русский поэт-романтик, предвосхитивший в своём творчестве модернизм и символизм. Зачем его упомянул А.Р. Палей не ясно...
Печальная биография самого Камоэнса (…Лишь был бы только нумер [в госпитале] \ Что нам до имени… \ Лудвиг Камоэнс, десятый нумер \ И всё тут…) так заинтересовала Василия Жуковского, что он написал в 1839 году драматическую поэму "Камоэнс".
Жуковский планировал создать всего лишь подражание драме Фридриха Гальма* и изначально строго придерживался первоисточника, но затем все больше примеривал образ поэта на себя и полностью менял текст, закончив его словами:
Жуковский пояснял, что утверждение: "Поэзия есть Бог в святых мечтах земли, и это кажется мне математически справедливым. Бог есть истина; к этой истине ведёт вера, которой цель лежит за границей здешнего мира; поэзия есть Бог в святых мечтах земли, следственно она есть мечта истины, т.е. её земной образ, если только эта мечта есть мечта святая".
С этим утверждением спорила Марина Цветаева...
"Как бы не так! Как бы не так!" Палей, как мне показалось, был на её стороне.
Завершающие строки драматической поэмы Василия Жуковского «Камоэнс»
Так, ты поэзия: тебя я узнаю;
У гроба я постиг твоё знаменованье.
Благословляю жизнь тревожную мою!
Благословенно будь души моей страданье!
Смерть! Смерть, великий дух! я слышу весть твою;
Меня всего твоё проникнуло сиянье!
(Подает руку Виску, который падает на колени.)
Мой сын, мой сын, будь твёрд, душою не дремли!
Поэзия есть Бог в святых мечтах земли.
(Умирает.)
Действующие лица и реквизит:
1. ПАЛЕЙ Абрам Рувимович (1893-1995) — русский писатель-фантаст.
2. ФОФАНОВ Константин Михайлович (1862-1911) — русский поэт-романтик.
3. ЖУКОВСКИЙ Василий Андреевич (1783—1852) — русский поэт, один из основоположников романтизма.
4. Драма «Камоэнс».
II. ЧАСТЬ. ИСТРЕБИТЕЛЬ С ВИБРАЦИЕЙ, ОБОЗНАЧЕННОЙ ФЮЗЕЛЯЖЕ БУКВОЙ «Z»
Действующие лица и реквизит:
5. ПАЛЕЙ Абрам Рувимович (1893-1995) — русский писатель-фантаст.
6. БЕЛЯЕВ Александр Романович (1884-1942) — русский писатель-фантаст.
7. БЕЛЯЕВ Сергей Михайлович (1883-1953) — русский писатель-фантаст.
8. ИСТРЕБИТЕЛЬ "2Z"
ДАВАЙТЕ ДОГОВОРИМСЯ, мы не знаем кто такой А.Р. Палей. Мы на аукционе узнали фрагменты его "биографии", прочитав на странице 151 каталога.
Готовы ли вы выложить за этот его сборник стихов десять тысяч рублей? Помогла ли вам "дополнительная" информация принять окончательное решение?
Палей А.Р. был арестован по обвинению «в подготовке заговора против Сталина и Маленкова»;
Поводом для ареста стал рассказ «Истребитель «2Z», название которого по несчастной случайности совпало с обозначением действительно разрабатывавшегося в те годы секретного истребителя.
Продолжаем знакомиться с письмами Абрама Рувимовича Палея четвертьвековой давности.
Неспешно движемся из 1991 в 1992 год.
Абрам Рувимович Палей – Виктору Буре
16 ноября 1991 года
Глубокоуважаемый Виктор Петрович, сегодня получил Ваше письмо, написанное 17.10.(прошлого месяца), на почтовом штемпеле не разобрал сколько времени оно шло, но – так или иначе – немало – тоже один из результатов продолжающейся перестройки. Очень печально, но типографии правят бал, это общее явление.* Редакциям приходится или увеличивать до крайности цены, либо сканчиваться (от слова скончаться). Я рад, что Вы сочли возможным использовать мои материалы, а возможность делать – другое дело.
Спасибо за возвращение моего рассказика**, попытаюсь его пристроить. А статью о Ефремове Вы не вернули – значит ли это, что не потеряли надежды её опубликовать. Спасибо за присланные два номера «Мира чудес».
Я вижу, что Вы читали кое-что из публикаций моих и обо мне. Попался ли Вам «Век» № 10 за этот год с моим письмом?*** Поздравил меня «Московский комсомолец», тоже с 98-летием – очевидно, считая, что более круглой даты можно не дождаться. Так же поступила странная газета «Гражданское достоинство»***, предварив этим три публикации из новой (не напечатанной из-за бумаги) книги воспоминаний. После чего газета молча скончалась. И журнал «Вега»*** тоже поместил две главы оттуда же с поздравлением. «Книжное обозрение»*** (тоже в этом году) поздравило [так!], дав (очевидно, для курьёза) портрет 1913 года, и напечатало [так!] в одном из следующих номеров мою статью о пропавших книгах. Часть их, а также некоторые бумаги пропали в процессе переезда на новую квартиру два года с небольшим назад. Зная, что такое мероприятие собою представляет – а Вы переезжали за короткий период дважды – выражаю Вам горячее сочувствие. Так что, выходит извинятся не надо – сие от Вас не зависит.
Вы спрашиваете – а что у нас? Да, наверно, то же, что и у всех. И так будет до тех пор, пока: 1) не расформируют колхозы и совхозы; 2) не сменят директоров заводов, набранных из старой номенклатуры; 3) не ликвидируют дурацкие налоги; 4) не перестанут мешать людям полностью проявлять производственную и торговую инициативу; 5) не отменят глупую идею – продавать или даже бесплатно отдавать людям в собственность изношенные здания, делая их собственниками сегодняшнего имущества, требующего колоссальных расходов; 6) изменить неправильный закон о выборах.
Желаю Вам всего доброго, если это возможно. Пишите, если есть время и настроения.
Подпись [А.Р. Палей]
Примечания
* Из письма В. Бури А.Р. Палею от 16 октября 1991 года: "...С рассказом «Дюжина одеял» дело обстоит так: газета «Публикатор»… временно не выходит опять же по вине типографии, которая просит за печать 30%, а это грабёж, т.к. столько же просит (читайте – требует) «Союзпечать». И если прибавить к этим расходам стоимость бумаги, становится бессмысленным выпускать «Публикатор», а рассказ мы расчитывали публиковать именно там».
** Имеется ввиду рассказ «Дюжина одеял».
*** Перечисленных публикаций я в глаза не видел, за исключением «Книжного обозрения» в библиотеке. А иметь в архиве хотелось бы – для «полноты картины».
Отступление: впрочем, вполне объяснимое перед публикацией следующего письма от А.Р. Палея. Меньше сносок будет:
Из письма В. Бури А.Р. Палею от 28 ноября 1991 года:
«…Недавно нашу фантастику постигло горе. Вы, конечно, догадываетесь о ком я говорю, – умер Аркадий Натанович Стругацкий. А он, если так можно выразиться, наш – дальневосточник. Ведь его первая повесть «Пепел Бикини» была опубликована в журнале «Дальний Восток» еще в 1956 году (в соавторстве с неким Петровым), и потом, ведь он служил здесь – на Дальнем Востоке. В «Хромой судьбе» писатель Сорокин – это судьба и биография того, начинающего литератора, каким был в 50-е годы Аркадий Натанович… Память о нём будет вечной, как и книги которые он оставил нам.[/p]
Не хотелось бы заканчивать письмо на грустной ноте.
Мы в редакции задумали сделать один из номеров альманаха «Мир чудес», а он будет выходить со следующего года значительно объёмнее, несколько нетрадиционным. «Дюжина одеял» будет там украшением. В представлении автора, это у нас обязательная процедура – нам необходимо поместить фотографию. У нас есть только та, что напечатана в книге «Встречи на длинном пути». Не могли бы выслать нам другой снимок, уважаемый Абрам Рувимович, если это не затруднит Вас».
Абрам Рувимович Палей – Виктору Буре
5 декабря 1991 года
Глубокоуважаемый Виктор Петрович, сегодня получил Ваше письмо от 26.XII. по теперешним порядкам дошедшее с молниеносной быстротой. Посылаю № «Московского комсомольца» с поздравлением мне на 1-й стр[анице]. Я рад, что «12 одеял» [так!] пойдут в альманахе, а упоминание Ваше о том, что они будут «украшением» воспринимаю как незаслуженный комплимент. Фотографию посылаю, это ещё наиболее приличная из имеющихся у меня, если не подойдёт, придётся взять из книги. Этот снимок сделал литературовед У.М. Спектор.
Спасибо за открытку, это верно будет раритетом.
«Дюж[ину] одеял» Вы мне вернули, но надеюсь оставили себе копию. Я было заинтересовал этим рассказом одну редакцию, но раз, всё таки, идёт у Вас, им не отдам.
Здоровья и сила духа всем ещё понадобится, и не на сегодня, а очень надолго, если не перестанем бояться сходства с НЭПом и капитализмом.
Мои публикации, в том числе и «Одеял» [так!], должны предворяться скромным посвящением из двух слов: Валентине Жаворонковой. А подписаны – не «Абрам Палей» и не А.Палей», как не спросившись ставят многие, а «А.Р. Палей» – это моя фирменная марка.
Сердечный привет!
(Подпись А.Р. Палей)
Абрам Рувимович Палей – Виктору Буре
21 декабря 1991 года
Глубокоуважаемый Виктор Петрович, Ваше письмо от 12-го (по штемпелю) дошло до меня только сегодня, – хватит, побаловали быстротой! Исправляю недоразумение: я никогда не работал ни в изд[ательст]ве «Молодая гвардия», ни в редакции одноимённого журнала, поэтому не имею ни малейшего представления понятия о том, что там переводилось.* Рассказ в «М[ире] п[риключений]» «Мужество» – мой, только я никогда сам не подписывался полным именем, в редакции это делали самовольно. Моя авторская «марка» с тридцатых (кажется) годов – А.Р. Палей.
Рассказ «Река в пустыне» – тоже мой. Редакция объяснила инициал «О» ошибкой. Но, думаю, – это враньё. В то время я был в опале из-за «Таусена»**, и решили скрыть, что это я. Впрочем, возможно – ошибаюсь. Во всяком случае, мне гонорар заплатили незамедлительно.
Мою библиографию я веду по-возможности полностью. Поэтому, если Вы мне пришлёте копию, я дополню её и верну Вам. Настроение плохое: умирает моя любимая газета «Книжн[ое] обозрение». А наши начальники никак не решаются упразднить все колхозы и совхозы. Как Ваши издательские дела? И личные, бытовые? Подозреваю, что не очень.
С Новым Годом!
(Подпись А.Р. Палей)
[P.S.] До каких пор Вы будете жить на ул. Дзержинского?
Примечания
* В тексте отправленной А.Р. Палею открытки, о которой он сказал: «…будет раритетом», я спросил о переводах зарубежной НФ в «Молодой гвардии» и о его опубликованных рассказах. Я задал этот вопрос, опираясь на текст А.Р. Палея из книги «Встречи на длинном пути» под названием «Н.Л. Мещеряков», где он рассказывает о том, как получил гонорар в «Молодой гвардии» за… неопубликованный роман «В простор планетный». И было это еще до войны!
** А.Р. Палей «Остров Таусена». М., Л.: Детгиз, 1948 г. См.: Чернов А. О бескрылой фантастике и антинаучных комментариях. «Комсомольская правда», 1948, 18 августа.
Абрам Рувимович Палей – Виктору Буре
16 марта 1992 года
Глубокоуважаемый Виктор Петрович. 14 марта получил Ваше послание от 24 февраля (судя по дате на письме). Долгонько, значит, шло – но хоть пришло – по нынешним временам и за это спасибо. Почте, конечно, а Вам в особенности за тёплое внимание. Спасибо за «Мир чудес» – вообще он очень интересен, особенно за попытку вовлечения юных в творчество. Только не подумают ли они, что не надо пытаться творить в других жанрах? Теперь у меня «Мир чудес», начиная с № 1 по 5, за исключением 3-го, очевидно, я в своё время его не получил. Спасибо за тёплое упоминание обо мне в № 5. Но Вы меня омолодили, мне уже не 98 лет, а с 22 февраля с.г. идёт сотый.
Журнал интересный. Очень заинтересовали меня путешествия Ефремова. Вам надо бы сделать книгу о нём, не только критическую (этого уже есть достаточно), а документально-информационную. Заинтересовали меня и посмертные публикации Беляева. При этом, я вспомнил, как Ваш Халымбаджа подвергал разгрому мои рукописи в Свердловске. Но не огорчился, вспоминая также, что Ефремов, наоборот, весьма одобрительно относился к моим работам, о чём, например, свидетельствует его предисловие к «Планетному простору» [так!]. Ещё есть у меня присланный Вами «Публикатор» № 5, 1990. Выходит ли он? И ещё Вы прислали тогда симпатичные рассказы – юмористические, насмешливые – Сыча*. Выходит ли ещё эта «Книжка-минутка»? Не зря спрашиваю – сейчас всё так рушится! Не так давно мне заказал один из членов редакции журнала «Наука и религия» -- большую статью, я написал «Исповедь атеиста-скептика»** примерно в авторский лист, и её вроде бы хотели печатать в пятом [номере?] Но на днях сообщили, что журнал уже тихо скончался. И это несмотря на то, что пришлось в порядке изворачивания испохабиться, дойдя до печатания всякой мистики. Нет, я не злорадствую над этим, я жалею его, как Сонечку Мармеладову. И любимое мною и относящееся ко мне «Книжное обозрение» дышет на ладан, несмотря на то, что пустилось во все тяжкие, побираясь у своих читателей – кто сотню, кто десятку. И хуже: стакнулись с всякими, весьма сомнительными фирмами, которые беззастенчиво грабят покупателей, и [от] которых, самой же редакции, приходится то и дело разоблачать на своих страницах. И того хуже: в последнем номере прославили экстрасенса Малолеткову и признали её равной таким же проходимцам, как Кашпировский и Джуна. И такая безграмотность: эта новая экстра сенсориха уверяет, что она такая магнитная, что к ней прилипают железные предметы, даже утюги. Такая безграмотность: в прошлом веке гипнотизм спириты называли животным магнетизмом (месмеризм). Вот эта экстросенсориха и спутала то и другое, а за ней и газета.
Изд[ательст]во «Текст» заказало мне статью для альманаха «Завтра» и взяла у меня главу из новой книги «Перстень царя Соломона». То и другое им понравилось, но не лопнут ли они?*** И газета Московского руководства лопнула. Второй книгой воспоминаний заинтересовался редактор, работавшая над первой («Встречи…»)****, но её уже уволили, да и сам «Сов[етский] писатель» уже летит в тартарары. Гуревич***** сказал, что в «Мол[одой] гвардии» закрыли отдел научной фантастики. В «Детгизе» вроде взяли мою маленькую повесть (не фантастическую) для «Мира приключений» и, якобы, должны прислать договор, но, думаю скоро пригласят на похороны издательства.
Почему сообщаю Вам весь этот мартиролог? Потому что и за Вас тревожусь. Напишите мне, пожалуйста, как Вам там живётся – и в быту, и в делах. Как надеются выжить Ваши издания, на что расчитывают. Кажется, и «Знание – сила» накануне закрытия.
Вашу симпатичную поздравительную открытку (кажется, китайского происхождения) я поставил за стекло в свой книжный шкаф и, проходя, улыбаюсь ей. Спасибо. Не забывайте меня – время-то уходит.
**** Редактором книги А.Р. Палея «Встречи на длинном пути» (1990) была Е.Л. Скандова.
***** Гуревич, Георгий Иосифович (1917-1998), писатель фантаст, критик НФ.
Отступление с приложением:
В предыдущей публикации я обещал рассказать о солдатике-эмигранте, нарисованном в "шапке" Второй части. (В оформлении "шапки" Третьей части я использовал работу художника Б. Лаврова к изданию романа "В простор планетный" 1968 года). Рассказываю. Получив это письмо от Абрама Рувимовича, я загорелся идеей поздравить Палея со 100-летием так, чтобы весь мир узнал! А тут как раз прислали из Америки Fandom Directory. Вот тот печатный орган! И сделал рисунок для этого каталога-справочника. Сильно не ругайте, я не на вас – знатоков рассчитывал, а на американского фэна, который ничего не знал о советской НФ. Был ли мой рисунок опубликован или не был, не знаю. Может и не "уехал солдатик в Америку"? Граница, однако!
_________ * * * ___________
Помнишь? Зал в ослепительном блеске. Ты проходишь улыбкой дразня И хрустальные люстры, подвески Отливают всей радугой дня. Мимолётно — скользящие речи. В ритме танца — дрожанье теней. И твои обнажённые плечи — Ярче всех полуваттных огней. А теперь — ты стоишь у раздачи, Ждёшь насущного хлеба с толпой, И лишь небо осеннее плачет Неустанным дождём над тобой. Что ж? В суровом огне достижений, Среди тяжких забот и скорбей, Закаляет истории гений В нас упорную волю к борьбе. Пусть пощады безвольные молят — Кто отважен — пройдёт этот путь. Подымайте же творческий молот! Больше воздуха в жадную грудь! Мы оформленным мир этот помним, а теперь — он бесформенным стал. Ну, так что же? Расплавленный в домне, Выходя, остывает металл. Мы умело должны его вылить, Ему чёткие грани придать, Чтоб, очищен от грязи и пыли; Он светлей засиял навсегда. 1921
А. Палей. Бубен дня. Стихи. Екатеринослав. 1-я типография ГСНХ. 1922 г. С. 8.
Продолжение следует
Страницы Fandom Directory, представляющие интерес для фантлабовцев. Это ваши старшие товарищи по увлечению из страны, которой не стало на планете Земля.
Адрес-указатель советских фэнов, ой! простите, любителей научной фантастики, КЛФ, фэнзинов.
Продолжаем знакомиться с письмами Абрама Рувимовича Палея четвертьвековой давности.
Итак 1991 год.
Абрам Рувимович Палей – Виктору Буре
9 марта 1991 года
Глубокоуважаемый Виктор Петрович. Ваше заказное отправление дошло до меня три дня назад, так что поздравления с Рождеством и Новым Годом, не по Вашей вине, оказалось весьма запоздалыми. И вообще я убедился на практике, что простые отправления доходят куда лучше. Напр[имер], по Москве идёт от 3 до 14 дней, а заказное, бывает, и до месяца. Исходя из этого, отправляю Вам письмо простым, а лит[ературные] материалы, всё же, придётся заказным, конечно.
Статью о Ефремове* можете использовать (если пригодится) как угодно. Добавить к ней особенно мне нечего. Вот, товарищ, которому он помог пройти препятствия для "Простора"** — это я. Он связал меня с издательством, написал по просьбе этого изд[ательст]ва предисловие. Так и вышло первое издание, со вторым уже, естественно, было легче. Переписки же у меня с ним сколько-ниб[удь] заметной не было, встреч — тоже. Одно могу сказать — несмотря на занятость и неважное самочувствие, всё это он сделал оперативно, и вёл себя так, что совершенно заставлял забывать, что рядовой (я) имеет дело с генералиссимусом от литературы.
На первый раз посылаю Вам один рассказ. Он не научно-фантастический, но из присланных Вами материалов, я сделал вывод, что Вас интересует ВСЯКАЯ фантастика. Или я ошибаюсь? Есть у меня научно-фантастический, листа на полтора, но это в другой раз, если этот Вам не подойдёт. (Мне он больше нравится, но не огорчайтесь, если Вам не подойдёт, я сам много был редактором и ни в коем случае не обижусь.
Вот насчёт зарубежной фантастики — это недоразумение. В "Ур[альском] следопыте" я о ней не писал.*** Была, действительно, моя статья в 20-х гг. на эту тему в "За рубежом"****, но той статьи стыдно мне: то была халтура невежественного и самонадеянного юнца. Я не знаю ни одного иностранного языка, писал с чужих слов, и писал ерунду. Не знаю, как у нас наладится переписка и вообще деловые отношения при теперешнем развале связи. Во всяком случае, сердечно благодарю Вас за Внимание и рад, чем могу, участвовать в Вашем, по нынешним временам, героическом деле. Шлю Вам искренний привет и готов поздравить, учитывая сроки прохождения писем, с Первомайским праздником.
(Подпись. Адрес. Домашний телефон)
Примечания
* Статья готовилась для публикации в альманахе "Мир чудес" № 7. Авторский экземпляр был возвращён А.Р. Палею. Копия не сохранилась. "Литературным материалом" А.Р. Палей называл рассказ "Дюжина одеял". На сайте "Фантлаб" размещён: https://fantlab.ru/blogarticle25256
*** Из письма В. Бури А.Р. Палею от 10 января 1991 года: "...В альманахе ведётся рубрика "Забытая фантастика", а у Вас была публикация в "Уральском следопыте" о зарубежной НФ 20-х гг., переводы Р. Доржелеса и Р. Жинью "Машина для прекращения войны" и А. Братт "Мир без голода". Отсюда ещё одна моя просьба — не смогли бы Вы подготовить несколько коротких заметок о переводной фантастике 20-х гг. Советский читатель даже сегодняшнюю фантастику зарубежных писателей знает по десятку имён авторов, о довоенной и говорить не приходится".
А.Р. Палей, видимо, запамятовал. Вот его статья из "Уральского следопыта" 1986, № 6. С. 57.
**** Статьи в газете (?) "За рубежом", извините, я не нашёл. Но, с вашей помощью, дорогой читатель, непременно прочту.
Теперь вернёмся к последней строчке письма, к поздравлениям с Первомайскими праздниками. В том 1991 году в газете "Аргументы и факты", одна из читаемых, если не самая читаемая, газета тех дней, была опубликована заметка А.Р. Палея о том, как в 1937 году (!) Лебедев-Кумач "сплагиатил" у него стихотворение. Абрам Рувимович пришёл в Союз писателей к Александру Фадееву и показал ему две публикации: свою 1915 года и свеженькую Лебедева-Кумача. За использование чужого, как своего, Лебедеву пришлось наливаться кумачом на пленуме правления Союза советских писателей.
Хотите послушать "Москву майскую" и прочесть вариант Лебедева-Кумача 1937 года со словами о Сталине? (Как в басне Михалкова: "Теперь попробуй-ка сними лису с работы..."). Тогда вам сюда:
Это письмо, слава Богу, читается с превеликим трудом. Да там особенно и читать нечего: ругает меня Абрам Рувимович на чём свет стоит за то, что долго не пишу! А я как раз в тот год переезжал из Комсомольска-на-Амуре в Хабаровск. Семью перевозил, контейнер, грузчики, 9-й этаж... Потом разменивался квартирами уже в Хабаровске. Съезжались с бабушкой, ей уже за 80 стукнуло. Опять: грузчики, вещи, книги с 9-го этажа... Детей по школам устраивал... Короче, виноват. А тут, будь она не ладно, в августе ещё и путч затеяли, митинги... Империя рушилась...
Эпистолярное общение мы с А.Р. Палеем возобновили лишь в октябре 1991 года. Но одно предложение из его письма, всё же, заставлю вас прочесть: "А Вашу улицу не переименовали?" (На конверте видно: адрес издательства "Амур"). Кто постарше вспомнит: 22 августа 1991 года в столице нашей Родины памятник Феликсу Эдмундовичу... того. Ответил Палею: "Нет". Между прочим, и сегодня, если б он спросил, ответил тоже самое — нет.
_________ * * * ___________
Вся наша жизнь — контрастное слиянье добра и зла, и радости, и слез. Иду по улице, где в дух гнилой тарани вливается ритмичный запах роз, где в остроту изысканных мечтаний врывается тяжёлый стук колёс, где нищий, вор и проститутка рыщет, где нежный взор возлюбленную ищет.
Иду и думаю: когда бы зла не знали и мозг, и слух, и чуткие глаза, то в этом мире призраков едва ли так радовали б розы, и гроза, и милых глаз призывное мерцанье. Привет нелепости во имя красоты, и тлению — во имя расцветанья, и в честь гармонии — трещанью суеты.
1921
А. Палей. Бубен дня. Стихи. Екатеринослав. 1-я типография ГСНХ. 1922 г. С. 6.
Двадцать лет назад, в январе 1995 года, ушёл из жизни Абрам Рувимович Палей... Двадцать лет! Одно поколение уже выросло... Перечитал нашу с ним переписку. Она не большая – около двадцати писем, открыток, рукописей стихов, газетных и журнальных вырезок. С большей частью нашей переписки хочу Вас и познакомить. Буду очень признателен тем, кто пришлёт свои комментарии или уточнения по публикуемым текстам. Заодно и вспомним одного из зачинателей советской фантастики и советской критики той же самой, нами любимой, фантастики.
Абрам Рувимович Палей – Виктору Буре
20 декабря 1990 года
Глубокоуважаемый Виктор Петрович, Ваше письмо дошло до меня только теперь. Мне переслали его с прежней квартиры, откуда я уехал год назад. Постараюсь ответить поподробнее на Ваши вопросы, но, прежде всего, сердечно благодарю Вас за приветствие по поводу моей книги*. Она действительно, многолетне выдиралась [Возможно: «много лет выбиралась» – В.Б.] на свет. И теперь в ней многое устарело, кое-что требует уточнений. Пытаюсь всё это выправить на своём рабочем экземпляре, хотя и не надеюсь на повторное издание при жизни.
Фантасты ли Дейч, Шагинян? Можно ли объединять в один жанр, скажем Гуревича, Стругацких с ними? То есть, напр[имер], с приключенческими вещами Шагинян?
Для моей библиографии могу Вам сообщить следующее, кроме того, что Вы мне написали. Сборник стихов «Бубен дня» (Екатеринослав, 1922). О нём писал Ф. Медведев в "Книжн[ом] обозрении" 10 марта 1989. Цикл стихов в редчайшем альманахе «Перепутье» (там же, 1922)**. Фант[астический] роман «В простор планетный» («Мысль», 1968). Переиздан «Детск[ой] литературой» в 1980, переведён на эстонский (Таллин, 1971). Документальная (не фантастическая) повесть «Огненный шар» в «Мире приключений» («Детск[ая] лит[ература]», 1984). Собираются печатать такую же повесть там же в 1992, но быть уверенным сейчас трудно. Это всё более крупное, мелочей в прошлом году было немало, а теперь сама идея что-либо напечатать – фантастична. Заодно: «Война золотом» – просто маленький рассказ, весь сборный альманах разных авторов назван этим именем, как у них было принято.
К сожалению, с ленинградскими фантастами я встречался мало, с Успенским познакомился только по переписке, и то на другие темы, с Беляевым бегло виделся лишь несколько раз. Можно ли Перельмана назвать фантастом? С Ефремовым я встречался, он содействовал публикации «Простора», написал предисловие. Что я могу написать о нём? Есть у меня итоговая статья о его творчестве, но она не мемуарного, а критико-литературоведческого характера. Она в рукописи. У меня есть также несколько писем Ивана Антоновича. Публиковать их текстуально я не имею права без согласования с его наследницей, а обращаться к ней мне не хочется по некоторым причинам личного характера. Могу дать разве при воспоминаниях их краткое изложение.
Не нахожу ничего «глупого» в Вашем вопросе относительно переизданий. Но считаю его чисто фантастическим. Вы, наверное, лучше меня знаете какое положение с бумагой. Я, например, подготовил вторую книгу воспоминаний. Но девать её некуда. Да и бумаги для машинистки и то нет. Трудно даже найти бумагу для своих черновиков. Однако и на этот вопрос отвечу по мере возможности.
Откуда Вы узнали о предложенном мною некогда плане переизданий (который, кстати, так и не был выполнен)? Я об этом почти вовсе запамятовал. Восстановить, конечно, не могу, но вот что вспоминаю. В первую очередь – это роман Вл. Орловского «Бунт атомов» и «Машина ужаса». Особенно первый. Конечно, в отношении научном он устарел, но по художественности, я бы сказал, стоит в первых рядах этого жанра. Интересен также роман Валюсинского «Пять бессмертных». Орловский, смутно вспоминается, погиб при сталинщине***. «Судьба открытия» Лукина и книги Платова Вам, несомненно, известны, и более ничего не вспоминаю, кроме и других, более поздних и, конечно, Вам известных книг.
Не найдётся ли у Вас лишнего экземпляра какого-нибудь из вышедших Ваших альманахов?****
Спасибо за добрые пожелания, Искренне адресую и Вам такие же, но прибавляю ещё пожелание справиться со взятой на себя задачей, которая, при нынешних возможностях, превосходит трудности преодолённые Гераклом.
[Подпись А.Р. Палея. Домашний адрес. Номер домашнего телефона]
[P.S.] Иллюстрация к вопросу об издательских возможностях: у меня лежат мёртвым грузом два фант[астических] романа, две повести, два-три рассказа, статьи. Сик транзит глория мунди (за неимением латинского шрифта) [Так проходит мирская слава]. Один из романов – продолжение «Простора».
__________
* Речь идёт о книге: А.Р. Палей «Встречи на длинном пути».
** Точнее 1920 год: "Перепутье". Екатеринослав. Наука. 1920. (Опубликованы стихи А.Р. Палея: "Чудесен мир, творимый Богом...", "Но отчего, по-прежнему робея...", "В минуты царственных и гордых завершений...", "Твой рот раскрыт от жадности лобзаний...", "Приди ко мне, побудь со мною...", "Мне всё земное только снится...", "Только взгляд! Но сплелись в нём, пьяны и вольны...", "Я вспоминаю Данте и Петрарку...", "Сегодня с горячим закатом я выплыл в открытое море...", "Я хочу одиночества, милая...", "Приду к Венере в храм – и ношу...").
*** Владимир Орловский умер в январе 1942 года в блокадном Ленинграде.
**** Имелись ввиду альманахи фантастики «Мир чудес».
_________ * * * ___________
С каждым мигом всё гуще потёмки. Я напрасно сижу на руле: Лишь случайные песен обломки Доплывут к незнакомой земле, И волна их забросит на берег. Безучастно глаза дикарей В них прочтут о тяжёлых потерях И о радости лёгкой моей. И никто не поймёт, как вначале, При мерцании первой звезды, Эти стройные песни звучали Над огромным пространством воды.
1921
А. Палей. Бубен дня. Стихи. Екатеринослав. 1-я типография ГСНХ. 1922 г. С. 16.
Первое письмо ко мне от Абрама Рувимовича Палея датировано 20 декабря 1990 года. В 1991 году я получил от него две рукописи специально для публикации в альманахе «Мир чудес» – статью о творчестве И.А. Ефремова и рассказ «Дюжина одеял». В то время в типографии уже печатался тираж № 6.
«…Дюжину одеял» Вы мне вернули, но, надеюсь, оставили у себя копию. Я, было, заинтересовал этим рассказом одну редакцию, но все-таки, [раз] идёт у Вас, им не отдам.
…Фотографию посылаю. Это ещё наиболее приличная из имеющихся у меня… Этот снимок сделал литературовед У.М. Спектор». (А.Р. Палей, 5 декабря 1991 года).
По разным причинам тираж седьмого номера «Мира чудес» выпустить не удавалось.
В письме от 10 апреля 1993 года А.Р. Палей повторил просьбу:
«…Если не поздно, допечатайте над «Одеялами» моё постоянное посвящение «Валентине Жаворонковой». Для меня это очень важно. Но если не удастся – не переживайте».
В октябре 1993 года в очередном письме А.Р. Палей вновь говорит о посвящении:
«…В эти, весьма тревожные дни, очевидно, нет смысла спрашивать, как обстоит дело с выпуском книг и журналов. Очевидно – никак. Единственное что хочу сказать Вам по этому поводу – это: чтобы не печаталось за моей подписью, всему должно предшествовать посвящение – Валентине Жаворонковой. Это для меня очень важно!»
И последняя цитата из небольшой (чуть больше 20 писем, открыток, вырезок из газет с публикациями А.П. Палея и о нём) переписки:
«…Спасибо за доброе письмо. Оно было единственным письмом после смерти Абрама Рувимовича… Когда мы получили газету «Тихоокеанскую звезду» [8 сент. 1994 г. № 168. – С. 4.], Абрам Рувимович просил меня до последнего конца своей жизни читать рассказ «Дюжина одеял». Он очень любил этот рассказ. А между тем огорчался, что рассказ напечатан с большими сокращениями, но при этом говорил: «В газете было огранич.[енное] место, от этого и сокращено.
Последние годы Абрам Рувимович не был избалован друзьями по перу, исключением были Вы. Он говорил: «Я умру оттого, что ничего не пишу». Так оно и вышло. Мне больно было смотреть на него, как он страдал от безделья. А когда он уже слёг, то мне говорил: «Завтра мы будем с тобой работать». Назавтра пришла беда…
Хочу Вам сообщить, что по паспорту я являюсь Варей. С почтой следует считаться, с ней шутки плохи». (В.И. Жаворонкова, 11 февраля 1995 года).
А.Р. Палей
ДЮЖИНА ОДЕЯЛ
Посвящаю Валентине Жаворонковой
Завтрак перед уходом на работу не располагает к длительной беседе. Софья Николаевна вкратце поделилась впечатлениями от вчерашнего осмотра Алмазного фонда. Вчера вечером было не до того, устала от напряженного дня. Особенно понравился ей величественный бриллиант Шах — выкуп Персидского правительства за гибель Грибоедова.
— Положим, — возразил ее муж Сергей Ефимович, — тебе больше импонирует его биография, чем он сам.
— А хотя бы и так, — созналась Софья Николаевна. — Я с трудом представляю его себе в кольце на пальце и все-таки, — задумчиво прибавила она, — как бы это эффектно выглядело!
Сергей Ефимович чуть насмешливо улыбнулся:
— За все годы совместной жизни в первый раз слышу, что ты так любишь бриллианты. Знал бы — подарил бы тебе их полную ванну.
Софья Николаевна только хмыкнула — уже надевала плащ и шляпку в передней. Шестиклассница Наташа быстро убрала со стола и отправилась в школу. Сергей Ефимович остался один — он последний день был на больничном.
Из передней послышался двухтактный, вроде бы музыкальный звонок. Именно вроде бы: ничего музыкального Сергей Ефимович в этой модной жениной затее не находил.
— Добрый день, пламенный привет! — развязно сказал вошедший мужчина стандартного роста со стандартным лицом и со столь же стандартным потертым чемоданчиком. Сергею показалось даже, что он него исходит стандартный для слесарей ихнего ДЭЗ неясный аромат этилового спирта.
— Разрешите освидетельствовать вашу ванну, — тем же развязным тоном сказал мужчина, ни на секунду не задерживаясь в своём движении.
— Пожалуйста, — машинально ответил Сергей, стоя в передней, в то время как вошедший уже открывал дверь в ванную, — мы, правда, не вызывали.
— А мы профилактически, — отозвался слесарь, непостижимым образом успев уже войти и выйти из ванной, — все уже, счастливо оставаться.
И, пока Сергей недоуменно пожимал плечами, скрылся за выходной дверью быстро, но, не вполне твердо ступая.
— Бездельники, формалисты! — сам себе сердито сказал Сергей. И, мгновенно забыв об этом посещении, спустился по лестнице блочной пятиэтажки за почтой. Бегло просмотрев газету, он принялся за неоконченную статью для журнала «Коммунальное хозяйство», ради которой, собственно, и убедил врача продлить больничный, хотя, по совести, вполне мог бы поехать на работу в этот солнечный весенний день. Он так увлекся, что не расслышал, как вошла вернувшаяся из школы Наташа. Ей хотелось поделиться с отцом некоторыми впечатлениями, но, увидев, что он работает, дисциплинированная девочка только спросила:
— Пап, а если я сейчас погуляю?
— Почему бы и нет? — машинально ответил Сергей.
Так хорошо весь день работалось в тишине залитой солнцем квартиры, что он даже не услышал, как одновременно пришли жена и Наташа, встретившиеся в подъезде.
Софья Николаевна вбежала привычными энергичными шагами и с порога заявила:
Сергей Ефимович ахнул: он совсем позабыл вынуть из холодильника и подогреть приготовленный вчера обед. И Наташе не напомнил. Он опрометью бросился на кухню. Жена все поняла и с насмешливой улыбкой скинула плащ и пошла мыть руки. Из ванной раздался ее недоуменный возглас:
— Что это?
И еще через секунду:
— Что за безобразие!
Поставив на плиту вынутую из холодильника большую кастрюлю, Сергей тоже побежал в ванную, его обогнала, привлеченная криком матери, Наташа. Им представилась, действительно, безобразная картина: ванна доверху была наполнена битым стеклом. Сергей щелкнул выключателем, и оно голубовато-ало заискрилось при свете потолочной лампы.
— Что за хулиганство! — закричала жена, — я думала, ты только на словах подурачился.
— Не понимаю, — сказал Сергей, — ты о чём?
— О чем, о чем! Ну, брякнул насчёт бриллиантов в ванне, — но зачем такая глупость?
— Каких бриллиантов?
— И этим ты занимался весь день? Не стыдно? И где взял столько стекла набить? По помойкам лазил?
Наташа тем временем опустила руку и стала перебирать сверкающие стекляшки.
— Брось эту гадость! — крикнула мать. — Руки порежешь!
— Да нет, мам, они кругленькие, — возразила Наташа.
Тут Сергей вспомнил свое нелепое обещание:
— Да как ты могла подумать? Я работал. Из комнаты не выходил.
— Так откуда же это? — недоумевала Софья Николаевна. — Никто тут не приходил?
— Ах, да! Слесарь из ДЭЗ. Да он почти и не заходил в ванную. Бегло взглянул и обратно.
— Ты что, вызывал?
— Да незачем же было. Говорит — профилактически. И он хоть бы и хотел — не мог. Меньше секунды был.
— Но больше ведь некому!
После того как Софья Николаевна на несколько секунд отвлеклась из-за этого глупого приключения, она вновь почувствовала, что страшно голодна. Сергею тоже очень хотелось есть. Одна Наташа вовремя поела в школе, и сейчас её разбирало любопытство. Но привычная дисциплинированность взяла верх, и она, хоть и не очень активно, включилась в общий обед. И пока по очереди мыли руки перед едой, стекляшки загадочно мерцали переливчатым многоцветьем.
— Однако, все-таки! — сказала Софья Николаевна, пообедав, и набрала телефон диспетчерской ДЭЗ.
— Слушаю, — отозвался унылый женский голос.
Но она тут же положила трубку: в самом деле, на что жаловаться, что спросить? Ванна наполнена битым стеклом. А причем тут ДЭЗ? Слесарь? Да он же почти не входил в ванную. Да и что он — хулиган или сумасшедший?
Впрочем, почему бы и нет? Эта мысль одновременно пришла и Сергею Ефимовичу. В отличие от порывистой жены своей, он спокойно снял трубку, назвал унылой диспетчерше свой адрес и осторожно спросил:
— Вы сегодня присылали сантехника?
— Вызывали?
— Нет.
— Ну, да они ходят профилактически. Проявили такую инициативу.
— К нам сегодня приходил какой-то странный…
— Знаю, — неожиданно оживилась диспетчерша, — это, наверное, новенький. Точно, чудаковатый какой-то.
— А насчёт… того… не совсем в норме?
Диспетчерша вдруг рассердилась:
— Это и есть норма. Вам всё трезвеньких подавай. У нас и так две ставки больше полугода гуляют. Вот вы, небось, не пойдете на эту работу.
— Зачем мне идти, — удивился Сергей Ефимович, — у меня своя специальность. А нельзя ли мне поговорить с этим слесарем? Как его фамилия?
— Не упомнила фамилии. А вот имя какое-то… Джон, что ли. Только сейчас нет его, кончил работу. А что у вас случилось?
Но тут Сергею пришлось положить трубку: поди объясни, что случилось. Пожалуй, самого за сумасшедшего примет.
— Придется подождать до понедельника, — раздумчиво сказал он.
— Почему обязательно до понедельника? — возразила жена, — они ведь дежурят круглосуточно. Как раз он, может быть… А, впрочем, прежде всего надо выгрести и выбросить эту гадость, — мыться же нельзя.
Но тут в разговор вмешалась Наташа. Она положила несколько камешков на ладонь и любовалась игрой света.
— Мам, в вдруг это настоящие бриллианты? Вроде того Шаха…
— Глупости!
— А ты посмотри.
Наташа ссыпала стекляшки обратно, оставила одну крупную, розоватую, округлую и поднесла ее матери на ладошке. Та полюбовалась прихотливым сиянием граней.
— Черт знает что! Хорошая имитация.
И на мгновение призадумалась.
— Знаете что? Схожу я к Петьке.
Петька — племянник, сын сестры. Живут они совсем близко. А он на последнем курсе ювелирного техникума.
— Но все-таки, кто это мог… — всё ещё пытался догадаться Сергей.
— Тебе виднее! — сердито сказала жена, — ты один дома был.
— Что тут возразишь? Хотя… и ничего не видно.
Софья Николаевна быстренько накинула плащ и вышла из дому. Наташа тоже быстро справилась с обеденной посудой и, крикнув «Я живо!», протопала мимо, наверно, к подружке, этажом ниже.
Софья Николаевна пришла скоро и какая-то сумрачная.
— Ну что?
— Да ничего. Петька как раз пришел из техникума. Взглянул, взял в руки, подошёл к окну и сразу:
— Какая там подделка! Самый настоящий бриллиант, да какая огранка! Наш мастер так нипочем не сделает!
И сердито добавила:
— Тут он задал вполне естественный вопрос: «Теть Сонь, где ты это купила? Да ещё наверное ой как дорого стоит!»
— Н-да! — вымолвил Сергей.
— Вот тебе и н-да! Не могла же я сказать, что дядя Сережа…
Тут уже и Сергей вспылил:
— Сколько раз повторять, что я в этом не виноват!
И помолчав минутку:
— Что ж ты ему?
— Первое, что пришло в голову: дяде Сереже от покойной матери досталось. Фамильная драгоценность. Не очень-то правдоподобно.
Сергей уже решительно снял трубку. На этот раз откликнулся мужской голос:
— Старший диспетчер слушает.
— Вот некстати сменились уже, — сказал Сергей, прикрыв рукой трубку, — сначала, что ли, начать.
И спросил в трубку:
— У вас там слесарь. Джон, кажется, по имени…
— Джин, — уточнил диспетчер, — только его сейчас нет.
— А когда будет?
— А чёрт его знает! Непутевый какой-то. А зачем он вам? Натворил что-нибудь? Да? Кто это говорит?
Сергею оставалось только опять положить трубку: что, в самом деле, ответить?
Он растерянно поглядел на жену.
— Вот что! — решительно заявила Софья Николаевна, — пойдем в милицию!
Тут в два удара звякнул музыкальный звонок. Сергей вздрогнул. Но это была всего лишь Наташа.
— Наташка! — сказал отец, — а ты Люсе сказала насчёт… ванны?
— Раньше надо было предупредить, — заметила Софья Николаевна.
— А её нет. Я забыла, что она в это время на музыку ходит. А что — нельзя?
— Пока не надо, — сказала мать, — а там видно будет.
Она положила в карман тот бриллиант, который носила к Петьке, и оба родителя направились в милицию — благо близко, всего через два дома. Поднялись на верхний этаж небольшого кирпичного двухэтажного здания, прошли по коридору в приёмную, по-казённому неуютную квадратную комнату, меблировку которой составляли только стулья вдоль стен. Тут, перед внутренним окошечком стоял представительный мужчина в хорошем костюме, с грустным лицом и беседовал с дежурным старшим лейтенантом. Вернее, беседовал старший лейтенант, а мужчина преимущественно отмалчивался.
— Что ж теперь ещё делать с вами, Михаил Васильевич? — говорил старший лейтенант, стараясь по возможности придать строгости своему высокому голосу, — ведь это уж в который раз. И каждый раз говорите — последний!
— Честно… честно говорю, — симпатичным баритоном сказал представительный мужчина.
— Честно! — с сомнением повторил офицер, — ну да уж идите домой. И помните — только из уважения к вашей супруге. Как только она вас…
Но представительный мужчина, не дослушав, уже быстро, хотя и не очень уверено отходил и когда повернулся, оказалось, что его хороший костюм спереди щедро измазан грязью.
«И где только он ухитрился в такую сухую погоду?»
А старший лейтенант уже спрашивал:
— А у вас что?
Подошли вдвоем к окошку, и Софья Николаевна вынула бриллиант.
— Находка? — равнодушно спросил старший лейтенант.
Она неуверенно кивнула.
— Хотите разыскать владельца?
Взял бриллиант, полюбовался.
— Отличная имитация. Пожалуй, не отличишь от настоящего. Да не такая уж это ценная вещь.
— Такая! — воскликнула Софья Николаевна. И неосторожно брякнула:
— Настоящий бриллиант, и у нас их полная ванна.
Старший лейтенант вытаращил глаза, и рука его непроизвольно потянулась к телефону. Но тут же отдернул её. Нет, не похожа на сумасшедшую эта стройная, на вид деловая женщина. И мужчина с ней такой же выдержанный.
Обращаясь уже к Сергею Ефимовичу, старший лейтенант спросил по возможности спокойно:
— Ну, хорошо, ванна. Но каким образом?
— Знаете что? — изо всех сил сдерживаясь, проговорила Софья Николаевна, — об этом потом, а пока помогите избавиться, сдать куда надо, мало ли что может случиться!
— А ведь она дело говорит, — подумал офицер, — ждать, действительно, нельзя — мало ли что… Если только верно…
И он снял трубку (правда, чуть помедлив) и произнёс твёрдым голосом:
— Товарищ полковник, простите, что домой… Нет, не ЧП, но ситуация такая… Словом: требует вашего присутствия. Да нет, говорю, не ЧП. Но такая ситуация. По телефону невозможно. Слушаю. Жду.
И супругам:
— Начальник отделения тоже рядом живёт. Уж я и не знаю как… Подождите его.
А сам занялся ещё одним приведённым пьяницей, молодым, и, зубастым.
— Я, товарищ старший лейтенант, сидел смирно.
— А матерщина?
— Это что, преступление?
— Это тебе судья скажет.
— Уж и судья!
Тут в приемную вошёл немолодой полковник и, сразу сориентировавшись, минуя пьяницу, обратился к супругам, не забыв представиться:
— Полковник Стрельников. Так что у вас случилось?
В его вежливом тоне улавливался оттенок недовольства: чего ради сорвали законный отдых? Сидят они тихо, спокойно, значит ничего же особенного…
Софья Николаевна молча подала ему бриллиант, он бегло взглянул:
— Красивая подделка. Ну, так что же? Нашли где-то?
Сергей, как в атаку бросился, выпалил:
— Настоящий! Нам целую ванну подбросили…
— Что, что?
Полковник с тревогой и любопытством вглядывался в их лица. Софья Николаевна с усиленным спокойствием сказала:
— Племянник-ювелир засвидетельствовал, что настоящий.
Полковник, разумеется, остолбенел. Но тотчас же проявил себя человеком находчивым и обстоятельным. В этой неправдоподобной и нелепой обстановке он сразу начал действовать инициативно и энергично. Прежде всего, спросил супругов:
— У вас кто-нибудь остался дома?
— Одна дочка, школьница.
— Какого класса?
— Шестого.
Полковник протянул трубку Софье Николаевне:
— Скажите ей, чтобы никуда не выходила и ни в коем случае никого не впускала. Мы сейчас придём.
Затем развернул карманный справочник, с которым никогда не расставался. Тут он на минуту, не больше, задумался.
— Гм… Рабочий день кончился. Ага! Демонстрационный зал Ювелирторга. Пожалуйста, дежурного милиционера. Алло, полковник Стрельников. По службе. Послушайте, старший сержант. Очень прошу вас — не приказываю — я хоть и старший по званию, но не ваш начальник. Мне крайне нужен домашний телефон эксперта Ювелирторга… Ну, какого удастся. Как можно скорее. И секретно. По телефону сказать не могу. Жду у телефона начальника N-ского отделения.
Затем набрал еще какой-то телефон и сделал не то распоряжения, не то указания. Тут был некий словесный шифр. Спросив адрес супругов Прохоровых, назвал его в трубку и на этом закончил разговор.
И тотчас же телефон зазвонил.
— Уже? Молодец! Даже главный! Отлично. Записываю. Спасибо. Сообщу вашему начальству о такой оперативности.
Набрал ещё один телефон.
— Лидия Львовна? Вас беспокоит начальник N-ского отделения милиции, полковник Стрельников. Ради бога простите. Нет, ничего не случилось. Телефон узнал в вашей организации. Если ЧП, то совершенно невероятное. Да, очень срочно. Вот адрес. Не прощаюсь. Ждем.
Из отделения вышла маленькая группа и направилась к дому, где жили Наташины родители. Одновременно с ними к дому подкатил грузовик. Из него ещё на ходу выбросили деревянные щиты, а как только он остановился, выскочили несколько мужчин в спецовках и стали устанавливать заграждения с красными фонариками.
— Это ещё что! — возмутилась Софья Николаевна, — только на днях закопали, и опять раскапывать! Работнички!
Наташа не сразу открыла на звонок, накинула цепочку и заглянула в глазок.
— Это мы, мы! — нетерпеливо воскликнула Софья Николаевна.
Стрельников представился Наташе как взрослой. И тут в дверь снова позвонили. Наташа вопросительно взглянула на Стрельникова, он утвердительно кивнул, глянул в глазок и поспешно отворил. Вошла моложавая женщина лет пятидесяти в строгом черном костюме, поздоровалась общим поклоном и сразу обратилась к Стрельникову:
— Ну что ж, я в вашем распоряжении.
Тот сразу понял, что означает «Ну что ж»: вежливое напоминание о том, что занятого человека, да притом женщину, у которой, конечно, и домашних дел невпроворот, неизвестно чего ради потревожили после работы. Что тут стряслось, почему именно она понадобилась?
— Дорогая Лидия Львовна, — совсем неофициально заговорил Стрельников, взяв её за обе руки. Она вроде бы не среагировала на эту развязность, но по лёгкому движению в лице заметно было, что её покоробило. — Умоляю, простите, — продолжал полковник, — Но тут такое… А, впрочем, ей Богу, чёрт его знает…
Он замялся, махнул рукой. Лидия Львовна неожиданно рассмеялась.
— И чёрт, и Бог — всё сразу. Так что у вас за чертовщина?
— Да ну, — сказал Стрельников. — посмотрите, а потом хоть казните, хоть милуйте.
Вошли в ванную, включили свет. Стеклянная россыпь буйно и многоцветно засверкала.
— Что это? — недовольным тоном спросила Лидия Львовна.
— Смотрите, — дрогнувшим голосом сказал Стрельников.
В ванной было тесновато, жильцы квартиры остановились на пороге. Наташа — дальше всех за открытой дверью. Стрельников стоял рядом с Лидией Львовной. Ей пришлось лишь слегка наклониться — ванна была наполнена доверху.
Стрельников внимательно смотрел на ее лицо.
Она небрежно, даже презрительно взяла сверху горсть стекляшек. Приподняла ладонь, чтобы лучше рассмотреть. Презрительное выражение сменилось недоумением. Она зачерпнула горсть камешков поглубже. Потом… Потом появилось выражение почти ужаса.
— Где вы это взяли? — сдавленным голосом спросила она.
— Мы не брали, — поправил было её Сергей Ефимович, но ответ его прозвучал нелепо. Не замечая этого, Лидия Львовна спросила:
— Откуда это?
— Не знаю, — ещё нелепее ответил Сергей.
— На… настоящие? — спросил Стрельников.
— Да.
— Все?
— По-видимому.
На одну только секунду все окаменели, кроме Наташи — на её лице выражалось живейшее любопытство, да и то не к содержимому ванны, а к забавной реакции взрослых на необычное явление.
Первым пришел в себя Стрельников. Он вынул карманную рацию и последовательно связался с различными людьми. Прежде всего, с заместителем начальника милиции Москвы (самого начальника не оказалось в Управлении). Результатом разговора оказалось поразительно быстро появление у подъезда милицейской машины, из которой высадился десант милиционеров. Затем он связался с министерством финансов и добился присылки машины с инкассатором Госбанка — именно добился, потому что долго не хотели верить в необходимость такой присылки: какие ценности? Кто сдает? Зачем инкассатор? И вообще — все это похоже не то на глупую шутку, не то на нелепую фантазию. Пожалуй, так бы и не поверили, если бы не Лидия Львовна — человек очень не безызвестный. И, скрипя сердцем, решили лучше рискнуть и направить инкассатора — в крайнем случае, окажутся в дураках, а вдруг, правда. Чушь какая-то…
Лидия Львовна спросила супругов:
— Вы все это хотите сдать?
— А что же, мне кашу из них варить? — возразила Софья Николаевна.
Теперь все смотрели на Лидию Львовну — она казалась как бы ополоумевшей — ей-то яснее всех была неправдоподобная ценность сокровища.
Закрытый полугрузовик не заставил себя долго ждать. Инкассатор — пожилой, собранный, но какой-то настороженный — неудивительно: ситуация-то какая — молча вошёл в ванную. И там он ничего не сказал, только:
— Ну!
— Мешки взяли? — спросила Лидия Львовна.
— А как же. Согласно указанию.
И положил на табурет несколько плотных кожаных мешков вроде тех, какие вынимают из почтовых ящиков с письмами.
Стрельников одобрительно кивнул:
— Что ж, будем грузить?
— Грузить я один буду, — сухо сказал инкассатор, — но прежде надо же составить акт о сдаче.
— А как его составишь сейчас? — усомнился Стрельников, — не каратами же их мерить.
Софья Николаевна побежала в кухню и притащила безмен.
— Нет уж, — возразил инкассатор, — эти безмены врут грамм на двести, а то и больше. Ладно, акт составим на месте. И чтобы все вы, — взглянул на Наташу, — чтоб все взрослые со мной поехали.
И добавил:
— Прошу подержать мешок.
Сергей Ефимович взял один из мешков, сдвинул в сторону замок и, растопырив руки, раскрыл широкий зев.
— Попрошу внимательно следить за мной — торжественно заявил инкассатор, зачерпнул горсть бриллиантов и приподнял на ладони, чтобы всем видно было.
— Да так мы до завтра не разделаемся, — возмутилась Софья Николаевна и принесла совок для мусора. Инкассатор скептически взглянул на него — а куда денешься — придется воспользоваться этим вульгарным приспособлением.
— Ладно, — вздохнул он, — взвесим на месте. Паспорта не забудьте взять.
Наташа весело смотрела, как сгребали бриллианты, переливавшиеся всеми цветами.
Через короткое время из подъезда вышли пятеро. Лидия Львовна села за руль своей «Волги» и взяла пассажирами Прохоровых и Стрельникова. В инкассаторский полугрузовик внесли мешки. А третьей покатила грузовая машина, в которую вскочили так и не начавшие работу землекопы, покидав туда же разобранное в минуту ограждение и вынимая спрятанное оружие.
— Неужто переезжают? — спросила сидевшая на скамейке старушка.
— А мебель? — резонно возразила сидевшая рядом с ней.
Не стоит рассказывать — читатель сам легко представит впечатление работников Госбанка, хоть они и были в некоторой степени предупреждены. Акт, конечно, составили, но и тут не обошлось без недоумений и затруднений. На месте уже застали и девушку — нотариуса, которую с дороги вызвал по рации Стрельникова — она так до конца и не вышла из охватившего её обалдения.
Наконец…
— Уф! — искренне воскликнула Софья Николаевна, — гора с плеч!
Перед тем как прощаться, Стрельников опустил руку в карман и нащупал какую-то горошину. Оказалось — тот бриллиант, который в качестве образца принесли в милицию. Он протянул его Софье Николаевне. Та инстинктивно отшатнулась.
— Берите, берите, — сказал полковник, — моя вина, простите, позабыл. Не переделывать же акт. Сохраните на память — или как…
Это «или как» вспомнилось ближайшей осенью. Незадолго до отъезда в санаторий Софья Николаевна обнаружила существенные недочеты в своей экипировке: оказались нужны новые туфли и вязаная кофточка. Решили реализовать тот самый бриллиант.
Когда Сергей Ефимович принес его в скупку, товаровед долго любовался редким камнем и, как показалось Сергею, слишком продолжительно вписывал в квитанцию его паспортные данные. Сергей почувствовал неловкость. «Неужели не настоящий? — подумалось ему, — не могла же ошибиться Лидия Львовна».
— Откуда у вас такая прелесть? — восхищенно спросил товаровед. Сергей замялся — не рассказывать же сначала неправдоподобную историю. Впрочем, товаровед тут же спохватился:
— Извините, нам не полагается задавать сдатчикам такие вопросы, раз нет подозрений.
— Это фамильная драгоценность, ещё с дедовских… — запоздало пробормотал Сергей.
Но товаровед уже не слушал его, заполняя ордер в кассу.
Ордер оказался на шесть тысяч рублей, и, после покрытия насущных потребностей, значительная сумма легла в сберкассу.
Тем как будто и кончилась эта странная история. Но она напомнила о себе еще через два месяца.
***
Однажды, морозным декабрьским вечером, позвонили по телефону и любезный мужской голос сказал:
— Мне необходимо повидать вас, Сергей Ефимович. Если вы свободны и не возражаете, я заехал бы к вам хоть сейчас. И, предупреждая вопрос:
— Вы меня не знаете, но меня направила к вам Мельникова.
— Я такой не знаю, — сказал Сергей.
Краткая пауза.
— Как не знаете? — изумился собеседник. А Лидия Львовна сказала…
— Лидия Львовна? Только тогда фамилию не называли, вроде бы не к чему было. Ну, конечно, помню. Что-то случилось?
— Больше того, что случилось тогда, ничего особенного… то есть… просто в связи с этим возник один любопытный вопрос.
— Что за вопрос? Да кто вы такой?
— Не беспокойтесь, Сергей Ефимович. Все расскажу лично. И много времени у вас не отниму.
Да и что там может быть такого? Имя Лидии Львовны — достаточная порука.
Вспомнив сильно эмоциональную реакцию жены на историю с бриллиантами и, учитывая, что сегодня после работы у нее заседание. Сергей Ефимович сказал вполне вежливо, хотя сдержанно:
— Я жду вас.
— Вот спасибо!
Минут через сорок вошел мужчина лет тридцати, гладко причёсанный, до лоска выбритый, одетый — на первый взгляд щеголевато, на второй — просто весьма аккуратно: костюм на нём — как вплавленный — но это только за счет стройной фигуры. Взгляд — вдумчивый и как бы с ироническим оттенком.
Он поздоровался очень вежливо, даже слегка церемонно, представился:
— Петр Мартынович Рождественский, следователь Угрозыска по особо важным делам.
Сергей Ефимович слегка насупился:
— Даже по особенно важным?
И затем:
— За нами ничего противо…
— Бога ради! И не только за вами, а, пожалуй, и вообще ни за кем. Но вместе с тем — ванна ваша не только особо интересует нас, но и невероятно важна.
— Да что ж мы стоим! — досадуя на свою невежливость, Сергей пододвинул посетителю стул и сел вслед за ним.
— Но согласитесь, — любезно проговорил следователь, — что, все-таки, надо же найти какое-то объяснение. И мне поручили.
— И что ж вы разъяснили? — с насмешливой улыбкой спросил Сергей Ефимович.
— Ровно ничего! Хотя почти полгода работал как… ну не знаю, как кто… По совету полковника Стрельникова начал с ДЭЗ. Вы же говорили — слесарь.
— Ну, ну?
— Ни черта не добился. Сказали — у них, действительно мимолётно появился слесарь со странной фамилией Джин.
— Имя или фамилия?
— И это не удалось выяснить. У них чудовищная текучесть. Да и, согласитесь, зачем выяснять? Надо быть сумасшедшим…
— Кому? Ему или тому, кто его разыскивает?
— Гм… Пожалуй, тому и другому.
— Но… вы же искали… Ах, извините!
— Ничего, — улыбнулся следователь. — Но, согласитесь, оставить всю эту странную ситуацию совсем без объяснения… Короче — мне поручили, хотя, очевидно, и не надеялись. И я, признаться, не надеялся — но я — человек служебный. И вот, наконец, недели две назад, подал рапорт…
— О невозможности?
— Да, за исчерпанием всех средств. И дело формально закрыли, сдали «на вечное хранение». Я и решил зайти, известить вас. Узнав об этом, совсем другая организация попросила меня передать вам…
Он вынул из бокового кармана плотный пакет и торжественно вручил Сергею Ефимовичу. Тот вынул из незапечатанного пакета тоже плотный сложенный лист бумаги и развернул. На листе с грифом министерства финансов выражалась глубокая благодарность семье Прохоровых за безвозмездную сдачу государству ценностей стоимостью… Увидев цифру, Сергей Ефимович прикрыл глаза, как от ослепительно-яркого солнечного света, и сложил лист.
Следователь сказал:
— Собственно говоря, ставился вопрос о выдаче вам вознаграждения.
— За что же?
— Ну как же… Согласно закону, обнаружившему и сдавшему какую-то утерянную ценность, полагается вознаграждение в размере определенного процента её стоимости — в советской валюте, разумеется.
— Но ведь тут никто ничего не терял.
— Так и возражали те, кто не соглашались. Но я, признаться, согласен с теми, кто были за вознаграждение.
— Избави Бог! — искренне воскликнул Сергей.
— Он услышал вашу просьбу, — заметил следователь — наверное, согласился с возражениями противников вознаграждения: раз, мол, вся эта куча оказалась в вашем распоряжении, а другого владельца не было, то вас следует считать не нашедшим, а владельцем, и ничто вам не мешало оставить себе любую часть или хоть все. Но я вижу здесь любопытный правовой казус и хочу написать дискуссионную статью в юридический журнал.
— Дело ваше, — сказал Сергей, — только мою фамилию не упоминайте.
— Разумеется, если вы возражаете.
— А интересно, — вдруг спросил Сергей, — а каково было бы ваше мнение, если бы вы оказались на нашем месте?
По-видимому, следователь ясно представил себе ванну в своей квартире, потому что лицо его приняло растерянное выражение.
— Знаете, что мне напомнила эта история, — сказал Сергей Ефимович, откровенно полюбовавшись смущением следователя, — не помню, где я читал, кажется, об Иване Андреевиче Крылове. Его спросили, завидует ли он кому-то, получившему колоссальное наследство…
— А тут не одним миллионом пахнет, — перебил следователь.
— Тем более. Крылов ответил, что не завидует. Это, сказал он, все равно, что предложить человеку укрыться сразу дюжиной одеял. Только лишнее неудобство. Так это ещё когда был разговор. Ну, а статью, конечно, можете написать. Почему не поспорить… Теоретически.